Поток мыслей

МУЗЫКА

В тайной глубине рождаются пузырьки мелодий, кружатся в зеленом чувстве, плывут в потоке любви. Они стремятся наверх туда, где спокойно и ясно, светло и радостно...На поверхности тоненькая пленка, что окружает пузырьки, лопается и раздается звенящий звук. Тысячи пузырьков-колоколов высвобождают музыку. Она не гаснет. Осколки звенящих брызг так легки, что поднимаются над миром. Там высоко в небе они похожи на облако, белое, чистое облако, которое от ветра прячется за горизонтом. Потом это облако превращается в иное - и в каплях падает, падает, падает...Слышишь? В пустыне ноет печально голос. Это под чьими-то подошвами крошатся, вминаются осколки красивых шаров. Прислушайся еще. Откуда-то сияют волны звуков. Видно, звенящий дождь пал на добрую землю и на том месте выросли колокола. Хрустальная зыбь плывет над полем, до боли ласковая, до боли нежная...

КОРАБЛЬ

Над океаном беззвучным и недвижным черный купол. Крапинки звезд. И луна - одинокий светильник. Мир будто прозрачная глыба стекла, куда великий мастер вставил фантастические замки. Подобно сталактитам свисают их отражения. Ничто не нарушает покоя. Лишь темнота темнеет в нитях трещин. Но вдруг в зеркале воды судорога пробежала. Медленно. Медленно движется тень гигантской птицы. Раскачивается корабль, полупрозрачный и легкий. Не призрак, не сон. У корабля нет парусов. Вместо них высятся колонны, спирали аркад и лестниц. И колокола. Чуть позванивают. Как кристаллы падают на лед. И эхом отдается в мире осторожный перезвон, слегка гудя, вибрируя, мерцая. Какая красивая музыка! И лишь одному суждено ее слушать - хранителю колоколов, плывущему на корабле. Он поднимается по лестнице. Тяжелый плащ стекает за ним по ступеням. И долго еще слышатся размеренные шаги. И долго еще чудится перезвон. И долго не спокойна волна.

ВЕЧЕР

Падал вечер. Тишина шуршала сухой шкуркой по лицу. Я стоял и жадно ловил мгновения, скользившие между пальцами. Они сновали, метались, исчезали... От бессмысленной игры стало страшно и захотелось криком выбросить испуг.
Я крикнул
Из горла вывалился мокрый птенец, некрасиво и неловко забился, затрепетал. Потом в тишине ощутил силу и свободу и разлетелся во все стороны, впопыхах стукаясь о лбы безмозглых домов, падая, подпрыгивая и замирая... Дома-монстры вздрогнули, лениво зевнули, заглатывая галдящее эхо, и замычали протяжно и тоскливо. Тоска взвилась сухими листьями, поднялась над кепками крыш и понеслась туда, где собирались печальные стаи облаков, где жмурился усталый, покрасневший глаз. Я смотрел, как тяжело уплывает небо и уже ничего не ждал. Лишь прощался с последним днем. Кто-то мягко дотронулся. Рядом в потертой одежде зябко куталась мною забытое чувство. Тихо, шепотом позвал и, уже чувствуя, как внутри разрастается комочек радости, осторожно коснулся, прижал. Впереди шевелилась, ворочалась ночь, но я пошел навстречу.
А за ней рождался первый день.

Я

Мой дух растет не в оболочке человеческого тела - то иллюзия зеркал. Я - дерево, пьющее сок жизни. Корни проникли туда, куда ветер принес изначальное зерно. Вся суть движенья - только вверх: от черноты земли к голубизне простора. Все побуждения - протянутые ветви. Все вздорные сомненья - шелестение листвы. А ветер, идущий ниоткуда и идущий в никуда, срывает голоса. И отчаянно безмолвно крутятся вдали потерянные листья. А где-то в переулке прошлого дворник-время сметает сухие листья, забывшие свой голос, свое трепетанье. И только те, что вплелись в чужие ветви, смятенно к себе призывают. И я слышу их голоса!

ВАКУУМ

Все нереальное заключено в обыкновенной реальности. Надо только уловить, разглядеть это таинство, увидеть как оно выходит на поверхность. В том месте, где ситуация предельно накаляется, происходит прорыв фантасмагорией. Скопление пошлости и скуки взрывается фантастическим бредом, а бытовая кутерьма становится маскарадом символов. Серость - есть та почва, которая порождает изысканные натуры созерцателей, тот материал, без которого невозможна работа духа. Как вакуум не является пустотой, пространственным Ничто, а есть благодатное чрево, исторгающее частицы, из которых строится мироздание, так и бытовая серость - не представляет собой духовное Ничто. Внутри него таятся семена мысли и высокого чувства. Из инертных до времени состояний всплывают на поверхность фантастические прозрения.

ВЫБРОС

Энергия мира проникает в бурлящую область, обозначаемую буквой "Я", постепенно, рывками, судорожно. Просачивается сквозь слои перегородок, сквозь сито мыслей-чувств. Чем больше слоев проходит поток, тем сильнее кристаллизуется, превращаясь в граненые конструкции. Чем активнее поток, тем ближе момент накопления. Тогда внутренняя жизнь подобна натянутому пузырю, оболочка которого еле сдерживает давление. Слои-мембраны вибрируют. И, достигнув крайнего напряжения, система входит в резонанс, разрушающий перекрытия. Энергия исторгается не мелкими порциями, а мощным выбросом, принимающим любую форму. Это и безумие ночного бреда, и восторг любовной тоски, и жажда смерти, и религиозный экстаз, и вдохновенный порыв поэта...

БОЛОТО

Запах леса восстанавливает забытые сцены в пещерах памяти. Запахом, словно мокрой тряпкой, стираются слои в памяти и открываются чудные картины. Бродя по болотам около зарастающего озера, окунался в пахучую волну. Вдыхал ли я запах болиголова или это было что-то иное, но казалось мне, что возвращаюсь в свое прошлое. Невидимый цветочный газ проникал в далекий уголок мозга и пробуждал драгоценные мгновения детства. И чудилось, будто сейчас побегу, размахивая корзиной с черникой, и стану восторженно кричать невесть что, измазанным соком сиреневым ртом. Состояние прошлого очевидно, как и та дрожащая капля, в которой сейчас проношусь по временам. Прошлое не потерялось в глубине. Оно не отделено годами. Все в настоящем. И если прошлого нет, то и будущее чувствую иначе - как настоящее, которое вспоминаю в каждую новую, возникающую незаметно, секунду.

ЛЯГУШКА

Снилось...
Утреннее солнце расслоилось на светящиеся лучики. По гладкой прозрачной воде сквозь зеленые ростки тростника и солнечные стебли плыла лягушка. Сознание совершало незаметные превращения. Я знал, что я - некий абсолют, отделяющий себя от видимого, наблюдающий откуда-то сверху за хрупким телом с изумрудными боками. Но порой границы становились иными. Мое "Я" вселялось под нежную зеленую кожицу. Я шевелил лапками, отталкиваясь от упругой пленки, ласкающей прохладой живот, и тихо плыл и наслаждался движением. И вновь переносился куда-то в сторону и вверх и я уже ощущал себя зрителем, облеченным в привычную человеческую плоть. Да, я знал, что я - человек, знакомый самому себе до каждой вмятины на ногте. Но в какие-то моменты реально ощущал свое "Я" в теле лягушки, осязал кожей холодную воду - и это выталкивало все иное. И тут вторгалось что-то неведомое. На пороге между лягушечьим и человеческим самоощущением возникало третье, самое мимолетное состояние. Я знал и чувствовал свое "Я" вне облика человека и лягушки.
И вот вопрос: так что же собою являет мое "Я"?

ВИДЕНЬЕ

Темная повязка легла на мои глаза. Я перестал видеть реальный мир. А может я просто ослеп? Не стало дневного света, лишь отблеск замерший во мраке, лишь круженье пятен. Я странный мир увидел - царство беззвучный теней. Здесь нет места для жизни, нет плоти и крови, лишь души истекших дней, лишь воспоминанье о былом. Брел я долго в этом холодном краю, где бесшумны даже виденья страсти. И вдруг увидел я тебя, твое лицо, глаза и губы. Нет - то была не ты. А воспоминанье о тебе. Твои губы что-то шептали, твои глаза о чем-то молили, но темнота беззвучна, - не прорваться звуку сюда. И что-то я крикнул, но голос мой застыл. Тогда я побежал, а виденье стало таять в обрывках озлобленных теней. Потом исчезли и они. И на месте виденья нашел темную воду, на которой плясали горбатые волны. Это были волны моей жизни. И понял, что память - не гладкая поверхность. Это взметающаяся темнота, что несет обрывки белой пены - остатки воспоминаний. Невозможно увидеть что-то осмысленное в этом движенье. Только пена вокруг, только пена...скомканная вуаль прошлого. И зачерпнул ее у берега и понес. И буду нести, покуда смогу. И как только исчезнет она, превратившись в каплю холода, исчезну я...

ПРОБУЖДЕНИЕ

Просыпаюсь...
Нежные волосы земли колышутся медленными волнами, мягко извиваясь под ногами. Легко проникаю сквозь ласковые прикосновения и почти парю, окутанный ночным миром. Над головою слепящая луна. Голубой поток пронизывает тело, обволакивает упругим светящимся холодом. И я просыпаюсь... По сумеречной комнате вокруг старинного кресла летает рыба-тень. Ее длинные усики-плавники чуть трепещут в такт плавного движенья. А за окном невидимый кто-то, спрятавшись в грозовое небо, бросает горстями светящиеся зерна. Они падают и воспламеняют этот долгий задумчивый мир.
Просыпаюсь...

ЛЕТУЧИЙ ГОЛАНДЕЦ

Снилось...
Будто я капитан старого бродяги - Летучего Голландца Корабль - древний парусник, был создан странными мастерами. Одни детали прорастают сквозь другие,пронизывают, нагромождаются кристаллическими структурами босховских фонтанов. Большие колеса с лопастями взбивают воду, скрипя деревянными частями. Я один на одиноком создании стою у штурвала и направляю корабль на красную звезду, дрожащую над горизонтом. Но чудится, что цель у корабля своя, а я - случайный попутчик. И плывет он куда-то, не слушая моих желаний, плывет к далекой пристани, которая сокрыта туманом времени и сновидений.

ГОРОД

Жизнь в городе похожа на судорогу. Будто по миру пробегают невидимые волны,вспучиваются болезненные волдыри. Но когда идешь по улице в летящую темень, то чувствуешь невероятную близость - каждый камень сопереживает и помогает.
Чудится, что город живет в бесчисленных снах, блуждает среди грез и фантазий. Иногда, подтянувшись за край сновидений, можно обрести себя, но лишь на мгновенье... Внутри лабиринтов бродят миллионы путников. Когда-то войдя сюда, потеряли надежду на выход, потом свыклись с невозможностью жить без плутания среди стен и окон. Они могут выбраться из этих серых пещер, но как они выберутся
из лабиринта, который город построил внутри них? Так живут и бродят они среди лабиринтов душ и лабиринтов улиц. И не знают покоя!

Я И ТЫ

Я и Ты. Два мира, заключенные в скорлупки тел, бродящие среди других таких же миров. Я - суть бесконечного, ты - суть бесконечного, и каждый из нас сколлапсирован в точку, которая подвержена случайности мгновения. Я и Ты - два противоречия, в которых сталкиваются два начала. Почему силы притяжения сильнее инерции свободного полета? Случайно сцепившиеся в хаотичном движении, две точки, две вечности удержались рядом, тонкие ниточки не порвались. Жизнь - броуновское движение. Каждый из нас сталкивается с другим и разъединяется. Мы, словно шарики, запущенные невидимой рукой, продолжаем полет в тесноте своего существования.

* * *

Мир красив. Красив не только тем, что есть тихие лесные озера, снежные вершины, утро и закат, улыбка девочки и лицо старика, но и всем тем, что ужасает, красив болью и злом. Все взаимосвязано. Одно произрастает от другого: свет от тьмы, тьма от света. Зло, которое гонится за каждым из нас, лишь странно-красивый узор на ткани жизни. Конечно, это взгляд отвлеченный, взгляд человека, которого завтра не собираются вести в газовую камеру...

ФОНТАНКА

Ленинградская майская ночь - это время теней и призраков, это время всадников в треуголках и позолоченных царских карет. Это сказочное время, когда мерцают сны, вылетают из зашторенных окон, встречаясь с фантазией одиноких прохожих. В белесоватую полночь вода в Фонтанке становится вязкой и маслянистой. Не раз я видел, как усевшись на каменные мостовые, горбатые дворянские дома опускают в черную жидкость тонкие змееобразные ноги и чуть тревожат ее густую кожу.

СТАРИК

Слепой старик взирал недвижными глазами. С них, как со старинной акварели, испарились цвета. Его лицо было похоже на застывший поток горной реки, пробуждаемый лишь иногда. В замерших волнах-складках чудилась жизнь. Будто свивались года, стекали вдоль глубоких каньонов в темную расщелину рта. Глаза его не видели меня, а я ощущал взгляд прошлого, взгляд всех когда-то живущих. И казалось, что не бесцветные зрачки, а миллионы шершавых рук стали лепить во мне меня, как лепил Иегов из глины человека.

ОЖИДАНЬЕ

В углу захламленной комнаты возле черной вмятины своей тени стоит человек и слушает шорохи разбуженной фантазии, ее младенческий писк. А ожиданье дрожащим голубком залетело в покинутый дом с грудой комодов и книжных полок. Трепещут крылья, сгоняя пыльную вуаль, сбивая плесень тишины. Корчась и замирая, разъяренный покой клубится глыбистыми телами. А человек молчит, кусает губы и, улыбаясь, смотрит на открытое окно...

ГРАНИЦА СМЕРТИ

Когда солнечные лучи пробивались сквозь колыханье желтой воды... Когда еще слышались голоса и весело сипела мелодия, еще глядел на привычную страну уже из другого мира, находился возле той мерцающей границы, пред которой каждый когда-нибудь встает, был возле, но еще не за ней, еще думал, хотя отдалялся от мыслей. Ужас не стягивал горло. Как стая птиц, что-то растерянно и недоуменно носилось. Неужели?! Неужели... То вспыхивали, то затихали эти искры, теряясь в истоме и печали. Все окутывалось светящейся волной. И дальше было что-то... Огромный диск солнца. Голубая бездна. Сизый туман медленно истекал и полз. Но долгое молчание все же томило, тревожило, пугало. И вот пурпурная волна, шурша, нахлынула. Она шла из глубин, из расщелин... Она затапливала каждую впадину, каждый уголок. И уже не осталось места, не обоженного волной. Все напряглось и выгнулось. Вздох беззвучно метался. И не вылетал. Еще чуть-чуть и свеча догорела, вспыхнув напоследок. Волна исчезала, исчезала... и с ней уносилось еще что-то. Оставшееся напоминало валуны, оголившиеся, блестящие. Небо обесцветилось и застыло, свернувшись в черную точку...

ТВОРЧЕСТВО

Творчество - процесс, движущийся к максимальной воплощенности идеала.
Творчество - процесс воплощения "Я", процесс страсти с периодами ненависти и любви.
Творчество - это волевое действие. Это стихийный рывок.
Творчество - искусство наслаждения, наслаждения всем: капелькой и морем, хаосом и простотой, красивым и безобразным. Любая остановка на пути жизнетворчества - лишь изменение форм развития. Переход из более заметных взгляду процессов деятельности в процессы более потаенные и глубокие.

ОБРАЗ

Образ - это звенящая чувственная формула. Это сколлапсированная эмоциональная материя, которая вмещает много больше, чем конкретная мысль. Образ противоположен элементарному символу, вбирает в себя несколько уровней и напластований. Действует принцип "лессировки". Одна краска накладывается прозрачными слоями на другую. Возникает вибрация света и полутонов. Сплетаются различные смысловые уровни. Каждый из этих уровней - логичен. В совокупности - все алогично. Создается казуальный мир. Все понятно и ничего не понятно. Есть тайна. Чистая музыка.

ИСКУССТВО

Искусство - это чувство. Искусство - это разум. Искусство - это зеркало.
Оно отображает добро и красоту, зло и низость.
Искусство - это создание иной действительности. Оно никогда не станет ею, ибо оно иллюзия, мираж.
Искусство воспитывает человека, ибо оно воздействует на него. Оно не изменит его - идеал всегда иллюзорен.
Искусство отражает настроение общества, вбирая абсолютный максимум.
Искусство отражает состояние субъекта, проникая в абсолютный минимум
Искусство движется к вечному. Это постоянное изменение.
Искусство - это истина. Нет критерия, который бы проверил ее.
Искусство - есть"А". Искусство - есть "Не-А",
"А" никогда не бывает достигнуто.

ПОРТРЕТ

Человек изображает человека. На сверкающем листе возникает облик.
Портрет передает черты изображаемого, но это не изображаемый - даже, если изображение похоже на него. Человек смотрит на человека сквозь пелену своих желаний и чувств и невольно передает не своему облику что-то свое.
В зачатии участвуют двое. Процесс всматривания в портретируемого - это процесс совокупления душ. Процесс изображения - родовые потуги. На художника ложится материнская функция - функция рождения. На изображаемого - отцовская -передать свои гены: черты и характер. Портрет, являющийся миру, уже не есть "мать" и "отец". Возникает иное, облеченное в черты одного, а, может, и его эмоции, в чувства другого, а, может, и черты его.
Но если художник создает воображаемый портрет, тогда он принимает на себя обе функции: "матери" и "отца", превращаясь в духовного гермафродита. Отцовской сущностью становится идея, исторгаемая из материнского лона - чувства, и, отделившись, обретает способность к оплодотворению.

* * *

Картина обладает странной силой. Она сейчас столь же жива, как и прежде. Захотелось выпрыгнуть из настоящего. Но куда? В прошлое? Происходит какое-то сцепление времен. И во всем этом что-то нереальное и сказочное.
Чувство, которое вьется в комнате, похоже на состояние в картинах. В нем так же смешение времен, точнее одно какое-то длящееся мгновение и тот же дикий каламбур из реальных и нереальных мотивов.
И почему-то все плывет и плывет передо мной корабль - чистый, хрустальный корабль под черным куполом, где свисают капельки звезд. Я его создал, как создал мир, в котором он существует. И удивительно - из иллюзии, фантазии он превращается в нечто более действительное, чем все вокруг. И хочется ступить на качающиеся подмостки, подниматься по этим фантастическим лестницам и куда-то плыть…

МОЛИТВА ШУТА

За что ты смехом наказал? Я все смеюсь, смеюсь, смеюсь. И день, и ночь дрожат от смеха губы. Устал смеяться я. С рождения судорога смеха лицо мое скривило. Но то гримаса не от радости - печали.
Позволь сказать без смеха слово. Позволь всплакнуть. Позволь вздохнуть. Позволь любить, а не кривляться над любовью.
Мне все твердят - живи ты кротко, благочинно. Но не могу терпеть - сама вселенная хохочет. Смеется смерть, костляво усмехаясь. Смеется жизнь сквозь гроздья масок. Весь мир в глазах моих смешон. И человек, создание греха, смешней меня, шута, сидящего на троне. И ты, великий бог, смешон, коль сотворил мои уста. Позволь мне замереть, уснуть. Но как уснуть, когда я вижу - осел садится на осла. Но как зевнуть, когда я слышу - горбун трясется на верблюде. И как тут не забиться смехом, когда слепец ведет толпу, а зрячий тычется о стену. Молю, смеяться запрети, ведь я смеюсь над тем, что создал ты, и рот мой прокляни, чтоб губы онемели.
О, Господи...

* * *

Помню снов тоску. Тогда перед зеркалом стоял и взгляд находил, растворял. Мысли бились друг о друга. Так, бильярдные шары у вечерней пустоты откалывают штукатурку звуков. Так, будильник-сфинкс равнодушно и угрюмо кожу чувств царапает, глотает. Но в молчанье свой предел. Всполохнутся мошки бликов, солнце-сердце обожжет снега. Это прошлое взбунтует и вздохнет уснувшая мечта.

* * *

Личность - лента Мебиуса. Имеет определенную долю извращенного ума. Личность - воплощение асимметрии. При всей незыблемости понятий Бог, Добро, Любовь, Истина личность ощущает их зыбкость и возможность перехода в иную позицию, проявление неправильности. Гармония личности - это правильность, построенная на асимметрии.

СОЗЕРЦАНИЕ МАКА.

Мак - сатанинский глаз. Жарко красен. Красив, как корона царя. Преклоняюсь и замираю. Вздох. Гулкий свет. Воздух - мох. В груди мед. И долгий перезвон колоколов. Музыка и эхо. Сводит скулы красный свет. И внутри - угли. Спираль движенья. Опора на черную точку. Я в центре круженья. Глядя на черное дышу красным. Красное и черное. Все и ничто. Агония мысли. Тишина.

* * *

Нежность - цветок мая. Дрожит на тонкой ножке. Его не рви, не уноси. Вдали он засыхает. Ты на колени встань пред ним, как пред иконой. И прикоснись, согрей ладонью. А лепестки, как крылышки стрекоз, чуть пальцами расправь. И затрепещет, позовет, взовьется, не отрываясь от земли, а землю подымая.

* * *

Здесь игроки. Стол. Руки. Сломались пальцев тени. Мозоли скрипа - сплетенье казусов игры. Здесь те, кто бусы ожиданья на досках раскидал, кто жив восторгом и забавой. Здесь те, кто вновь узор судьбы сплетает. И нам пора уж вздрогнуть ото сна. Идти туда, где шорох разбухает. Не проиграть, зевнув, сплести в себе себя, себя же расплетая.

* * *

Одинокий узник леса июньский соловей испил всю кровь плывущего заката, все ожидание земли, всю притаенность юного тумана и тяжесть будущей ночи. И запьянел от хмеля красок и желаний и зарыдал от зависти любовной. Потом он ветром стал, плутая грустным эхом в горящей чаще облаков. И растревожив знойную перину тишины, затих осколком томных снов.

* * *

В слипшееся утро зеваю, вытекаю из хрипящего крана. И вновь удивляюсь - утроба мира ждет меня. Потом говорю, смеюсь, перекладываю мыслей карандаши. То шарканье шагов в пищеводе мира. В общем-то игра в игру. Думаю ради мысли. Дышу ради вздоха. Поднимаюсь по ступеням истертым. По ним шли толпы. Лязгают на кухне алюминиевые зубы и я, каждодневно съедаемый пустотой, все ж стираю с лица слюни дел и увлечений, все ж рождаюсь...

* * *

Цоканье на дороге.
Всадник, закованный в жесткие латы, опустил упрямый взгляд.
Цоканье на дороге -
это звучит будущее, просачиваясь в прошлое, и мерно, настойчиво,
отсчитывает морщины в ладони.
Нескончаем этот звук.

ПРЕГРАДЫ

Преграды - это закрытые двери, которые не откроешь, а потому надо проходить сквозь них. Преграды - это открытые двери. Вот тут-то и сложность. Нет ничего труднее и мучительнее, чем входить в открытую дверь. Воля тут не поможет, но и поток не внесет. Воля и поток - не противоположные состояния. Это единство, которое проносит сквозь все преграды. Преграды - это таинство. Необходимо забывать о разгаданном таинстве ибо в нет уже жизни для тебя.

* * *

Взгляни... под почвой глаз колодец духа. А там клубятся отраженья, мерцают в сводах жажда и покой. Смятенный мотылек - сиреневый огонь, распят меж радостью и тьмой. Над ним, кружась в плащах, печально карлики танцуют. Но ты очнись, не слушай их стенанья. Поверь, цветок огня сминает темноту.

* * *

Когда ночное небо само себя сжирает и себя же порождает. Когда зверье минут тревожатся в темнице круга, испуганно гремя цепями. Когда склоняется спина и тенью душится шептание... Ты, не боясь, порви, тоскою скрещенную муку. И подожди, немного подожди - коснутся губы утреннего рая.

* * *

Представь...
Играет старый музыкант. Бродягой жил, святым не стал.
Затем вообрази... В руках его потертый инструмент - старуха скрипка, что мудрее старика на сотни лет. А далее... Горящий глаз свечи. Таверну. Ночь. И пьяных хриплый глас. Игру бродяги. Боль души.
Но что, зеваешь? Постой...ты лучше посмотри. То не таверна - бренный мир. Не ночь - проклятая тоска. И не свеча горит - надежда. То не бродяга, нищий музыкант - избранник неба и бездонных стран. В руках его не скрипка - чистая заря, она, как нежная дыхание, легка. И не струна во тьме звучит - поет нить солнца... смерть ночи.