Воспоминание
Первые три года своей жизни я провел на территории
больницы Скворцово-Степанова. Бабушка работала
медсестрой на одном из отделений и она часто брала
меня маленького туда с собой.На стенах висели
большие аквариумы с зеленоватой водой, в которой
беззвучно скользили полосатые скалярии, а по коридорам
беззвучно слонялись больные. Мама, отец, бабушка
и я умещались в двух комнатках в двухэтажном деревянном
доме. Мое воспоминанье уносит в то прошлое и я
слышу скрипенье огромных деревьев, крики ворон,
я помню сумасшедших в больничных серых халатах,
которых выводили гулять в специально отведенную
площадку. Все было пропитано аурой нереального
мира - мира видений, бреда, страстных желаний,
необычных событий. Возможно поэтому то, что со
мной случалось в последующем становилось своеобразным
продолжением этого странного бытия, столь похожим
на сон.
Когда мне было пять лет, я впервые встретил художника.
Это было лето. Евпаторий. Зеленые волны Черного
моря падали на берег. Асфальтовая дорожка , по
которой ползали блестящие улитки, привела меня
к шаткой фанерной коморке. Я заглянул в открытую
дверь. На стульчике сидел бородатый мужчина и
водил кистью по холсту. Я был потрясен его умением
рисовать, изображать предметы, лица, меня привлекал
запах красок и сам художник представлялся волшебником.
Хотя на самом деле это был обычный оформитель,
который подрабатывал, раскрашивая афиши для местного
кинотеатра. Но я не знал этого - я видел в нем
мага и кудесника. Он умел рисовать - и это было
главное.
Мои предки были священниками, церковными старостами,
крестьянами, графами Левашовыми - и только в крови
одного таилась страсть к рисованию. Прапрадед
был богомазом, в середине 19 века он расписал
церковь в Осташкове, она не простояла долго -
во время войны ее разрушили немцы. Но каким-то
чудом сохранилась икона, сделанная в его мастерской
- и она висит передо мной.
Мама и отец не умели рисовать, и , наверное чувствуя
мою еще неосознанную потребность в изобразительном
искусстве, они водили меня в Эрмитаж и Русский
музей. Мое детское воображение поразили картины
Айвазовского, и особенно завораживала мощь нарисованной
зеленой волны, которая готова была упасть на зрителя
и увлечь его в свои глубины. Чем-то картины напоминали
огромные аквариумы. Не хватало только полосатых
скалярий, которых я видел у бабушки на отделении.
Вскоре я завел свой собственный аквариум и часами
просиживал перед ним, созерцая плавные движения
водных обитателей. Чем-то этот подводный мир завораживал
и тянул к себе..
|
|
Наступил
июнь 1974 года, года тигра. Я пришел из школы,
аквариума не было. 100-литровый сосуд со всеми
обитателями упал на пол. Изумрудный мир разбился.
Я не знал тогда, что это был знак потрясения.
Через несколько дней я поехал купаться на залив
с другом в небольшое место под названием "Солнечное"
туда, где до сих пор стоит на берегу детский городок
с небольшим водоемом, крепостью и фигурами острова
Пасхи. Кто и зачем захотел их поставить в этом
месте остается непонятным. Стояла жаркая погода,
светило солнце и хотелось побыстрее окунуться
в воду. И я нырнул.
Помню зеленовато-желтый мутный свет, который проникал
сквозь поверхность воды. Я лежал под этой водой
и не мог пошевелиться. Пробивались лучи солнца
- мне казалось, что слышал смех на берегу и играла
музыка. Но это было там за гранью. Я как бы смотрел
на мир с той стороны. Мне хотелось дышать, а я
не мог встать. И никто не мог мне помочь. Я понял,
что это конец. Я увидел лица мамы, папы, бабушки
- мне стало жалко их, когда я представил , что
они узнали, что меня больше нет. Но удивительно
- ужаса и страха не было. Кружилось вокруг чувство
грусти. Так я умер.
А потом я родился, но то была другая жизнь. Я
очнулся от пронзительного крика какой-то девица.
Мой друг все-таки вытащил меня на остров, на котором
стояли сумрачные скульптуры идолов далекого Рапа-Нуи
и меня прислонили к ним. И образы этих статуй
до сих пор стоят перед глазами… Я погрузился в
темную фантасмагорию.
У меня был сломан позвоночник. Полный паралич.
Как картинки из бреда я видел больничные кровати,
врачи, медсестры, заплаканное лицо мамы, почерневшее
лицо отца. Все это напоминало сон, из которого
я почему-то никак не мог проснуться. И единственной
реальностью был потолок палаты с подтеками, трещинами
- это все что мог видеть. Я часами рассматривал
и находил на нем сказочные пейзажи, города, где
бродили фигурки людей и необычных животных. В
одном месте темный узор потолка походил на тигра,
который собирался прыгнуть, а в другом – плыл
хрустальный корабль. Хотелось ступить на мостки,
подняться по лестницам и куда-то плыть подальше
от этого дурного сна. Родителям врачи сказали,
что у меня нет никаких шансов выбраться из этого
положения… Но некто, кто держит наши судьбы в
своих руках, взглянул в мою сторону. В ногах и
руках через несколько месяцев стали пробуждаться
движения. Я даже начал пытаться рисовать, привязанным
к руке карандашом, а я хотел нарисовать тигра,
того, который сидел на потолке. Но получались
лишь каракули.
Потом спустя много лет поехал в Западый Берлин
с выставкой своих картин я увидел другого тигра.
Меня пригласили в цирк, все было мило и интересно,
и вдруг, не могу точно сказать что произошло,
но я оказался вплотную к самому что ни есть настоящему
тигру и он держал в своей пасти мою руку. Я чувствовал
как пальцы касаются горячего нёба, жесткого языка,
я чувствовал его клыки, жаркое дыхание. На меня
смотрели его безжалостные, холодные глаза, а во
мне опять не было страха. А эти черные глаза словно
говорили: ты помни, что я рядом, я здесь и клыки
мои наготове и ты должен быть достоин моих даров
и я отпускаю тебя. И он отпустил меня.
Настоящее творчество начинается тогда, когда ощущаешь
к самому себе такую же тигриную безжалостность
и сила должна быть такая же тигриная. |
|
|